Сожженные мосты Часть 5 - Страница 4

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Лех не ответил – но все было понятно.

– Вбили. И полицейских – тоже вбили, чтобы грабить не мешали, так? Ну а я вот – офицер лейб-гвардии, и по присяге должон за порядком следить, и коли что где к убытку Его Императорского Величества происходит – это тщиться предотвращать, по мере сил и возможностей. А это все, что вы творите, разве не убыток? Ну, и что мне с вами делать, разбойниками?

Лех опустил повинную голову

– Не убивайте, светлейший пан граф – только и смог выдавить из себя он

– Не убью. А ты опять грабить да разбойничать пойдешь?

– Истинный крест не буду! Истинный крест не буду, светлейший пан граф!

Если бы мог – Лех бы бухнулся на колени.

– Да ты не божись ты, не божись… – досадливо проговорил граф Ежи

Как же легко все-таки люди становятся зверьми. Как дьявол вселяется, не иначе. Вот когда вывесили эти списки на ратуше*** – кто что подумал? Что можно поживиться, и многие так подумали и пошли. С оружием, с факелами, с машинами. Листка бумаги подписанного неизвестно кем и вывешенного на ратуше – вполне хватило, чтобы люди превратились в зверей.

А что будет дальше – о том не подумали? А не подумали, как придется жить, когда будет разграблено все что можно разграбить? Не подумали о том, что тогда – начнут грабить и убивать друг друга, потому что закон – защищает всех, а беспредел – не защищает никого? И долго ли можно прожить грабежом? Когда кончится то, что можно грабить в Речи Посполитой – кто куда пойдет? В Австро-Венгрию? В Германию? Может быть – на Россию набегом, как в старые времена? И далеко ли так уйдете?

А никто не подумал, что беспредел – он всегда в две стороны работает? Что если они взяли машину, чтобы вывозить награбленное, и взяли факелы чтобы поджигать – то кто-то точно так же может взять в руки снайперскую винтовку, чтобы защитить свой дом? И колебаться не будет, потому что теперь – дозволено все и прав тот, кто первый успел выстрелить? Или думали, что беспредел – он вас не коснется?

Да нет, шановны паны! Тот, кто вступил на путь беспредела, тот кто начал жить по его законам – тот и сам должен быть готов в любую секунду стать жертвой беспредела! Вот так вот – и никак иначе.

– Ты мне скажи, пан Лех… Убивал ты кого-нибудь? – спросил граф

– Истинный крест нет!

– А не брешешь? В глаза мне смотри!

Лех и впрямь смотрел в глаза графа как побитая собака. Такие люди бывают – это просто дураки, живущие по принципу: все пошли – и я пошел. Все пошли грабить – и я пошел. Все пошли убивать – и я пошел. А потом получается еще, что они во всем и виноваты, потому что ума у них – на грош медный. Если в государстве порядок – то такие люди так и живут тихой законопослушной жизнью. А если нет…

– Не брешу! Истинный крест, никого не убивал, пан граф!

– А женщину? С женщиной вы что сделали? В глаза смотри!

– Какой женщиной, пан граф?

– Тут женщина была! В доме!

В глазах Леха просквозило удивление.

– Какая женщина?

– Молодая! Не прикидывайся!

– Та не было тут никого, пан граф. Дом то пустой был совсем, никого и не было. Ничего мы не делали ни с какой женщиной, вот вам истинный крест!

Граф Ежи прикинул – следов перестрелки он не видел. А оружие в доме было. Это могло быть и правдой.

– Сиди тихо. Не дергайся.

Ежи достал один из двух трофейных ножей, заодно подивившись его удобству, полоснул по тряпке, связывающей руки.

– Сколько вас было? Не считая тебя?

– Шестеро… нет, без меня пятеро, пан граф.

– Кто?

– Да местные все… Один только… из Варшавы.

– Вставай. Идешь впереди меня и ни звука. Если перестрелка начнется – падай и лежи ничком, пока все не кончится. И не пытайся сбежать. Как я стреляю – ты сам видел. А если не видел – то и не приведи Господь тебе это увидеть. Да… и оботрись чем-нибудь. Воняет от тебя… сил нет, хоть не дыши.

К дому они вышли, прикрываясь деревьями, можно было подойти почти что к самому дому, не вылезая под прицел. Заставив Леха отойти подальше и залечь, граф Ежи, прячась за деревом, долго смотрел на пространство между домом и мирно стоящей груженой Татрой, пытаясь уловить хоть малейший признак движения. Движения не было.

Граф перешел поближе к Леху

– Значит… видишь машину?

– Какую?

– Большую, ты совсем дурной?

– Да не…

– Вот бежишь сейчас до нее. Оружие не хватай, как добежишь – становись у борта с моей стороны. Если схватишь оружие или попытаешься скрыться – стреляю на поражение, понял? Если сделаешь все, как я сказал – слово чести, отпущу живым. И жди меня, все понял?

– Та понятно, пан граф.

– Тогда… три-два-один… пошел!

По сути граф Ежи сейчас пользовался своим пленником как живой приманкой – но ничего подлого в этом не было. Во-первых – это не он пришел грабить и поджигать – это к нему в дом пришли грабить и поджигать. Во вторых – если Лех сказал правду и их, считая его было только шестеро – значит, ему ничего не угрожает. Ну, а если он и на этот раз солгал – значит, получит то что заслужил.

Лех бежал неуклюже, как медведь, шумно, схватить оружие он даже и не пытался. Добежав до машины, он встал около нее и обернулся, словно ожидая приказа, что делать дальше.

Ничего. И никого. Не прогремел выстрел, не полетела граната.

Выждав немного, снова сменив винтовку на автомат вперед пошел и граф Ежи – осторожно, прижимаясь к стене. И в него никто не выстрелил. День клонился к закату, на лужайке, где обычно праздновали его день рождения, омерзительно воняло солярой и горелым мясом.

– Иди сюда! Иди в дом!

В вестибюле перестрелки не было, значит – почти наверняка Лех сказал правду. Бронислав скрылся, увел с собой слуг и Елену. И правильно сделал – против шестерых налетчиков они не смогли бы ничего противопоставить.